Черняховский С.Ф., доктор политических наук, профессор, действительный член Академии политических наук – о проблемах культурной безопасности
– Насколько актуальной Вам представляется тема конгресса?
– Разрушение самоидентификации человека есть и разрушение его личности, и разрушение сознания, и разрушение его самого. Человек, который не помнит и не может ответить на вопрос о том, кто он, не помнит имени, не помнит прошлого, не понимает, зачем он находится в данном месте и зачем вообще живет, будет оправданно рассматриваться окружающими, как человек, в лучшем случае подлежащий лечению, а, при прочих равных условиях, становящийся объектом нечистоплотного использования теми, в чьих руках он оказался. Но то же самое происходит и с народом, лишенным и территориальной, и этически оценочной самоидентификации.
Раздел СССР означал пересмотр всех оценочно-ценностных составляющих национального самосознания его народа и народов. И, одновременно с этим, происходило разрушение историко-цивилизационных оснований их существования, и цивилизационно-смысловых осей собственной целостности и собственного бытия, как явления исторической истории.
– Что стоило бы в первую очередь обсудить на секции «Идеологические основания укрепления культурной безопасности и противодействия терроризму и неонацизму», сомодератором которой Вы будете?
– Вопрос стоит так: какое смысловое поле способно противостоять полю нацизма? Именно способно. Исторически – нацизму пытались противостоять многие, но оказывались энергетически слабее его.
Нацизм и неонацизм апеллируют к отказу от Модерна, говорят, что он оказался ошибкой – и нужно вернуться в прошлое, уничтожив всех и все, что будет этому мешать. Поле либерализма энергетически не смогло этот Контрмодерн остановить, потому что нацизм был построен именно на выявлении все более очевидных сторон этого разложения.
Те или иные течения консерватизма также оказались бессильны, поскольку нацизм близок их стремлению к возврату прошлому в прошлое: они сами во многом представляют Контрмодерн.
На деле смогло решить эту задачу только смысловое поле коммунизма. Но признать это сегодня открыто элиты вряд ли смогут. Если не оно – значит, нужно создание другого, смотрящего в будущее энергетически насыщенного поля. Пока создать его не смог больше никто.
Культура – это не некая сфера изысканный удовольствий. Культура – это система запретов. Культурного человека от дикаря отличает не отрешенность от жизни и погружение в мир эстетического удовольствия, а знание того, что делать нельзя. Это обладание и владение «системой табу». Казалось бы, наличие табу — элемент мира примитивных цивилизаций. Это отчасти верно – в том смысле, что именно с осознания существования запретов начинается цивилизованность. То есть цивилизованный и культурный человек – это не человек, который утверждает свое право жить без ограничений, а человек, который знает, что есть вещи, которые делать нельзя и не принято — то есть принимает над собой власть тех или иных запретов.
Отсюда культурная политика, тем более культурная политика государства – это не некая сфера обслуживания мира тех, кто объявляет себя творцами искусства. Хотя поддержка тех, кто действительно создает культуру и искусство – естественная задача государства. В сути своей – это содействие распространению культуры, а также и просвещение, создание для каждого человека возможности доступа к миру культуры – и погружения в нее – то есть знания и погружения в систему запретов.
С точки зрения системной политической теории – культура это не некая «организация досуга и развлечений», культура – это производство того, что называется латентными образцами, то есть сохранение и утверждение норм и обычаев своей страны – вместе со знакомством с нормами и обычаями других стран. И государственная политика в этой сфере – это организация такого производства. Но организация не в смысле менеджерства, а в смысле поощрения производства тех образцов поведения и ценностных норм, которые решают задачи стоящие перед страной, усиливают страну и воспроизводят ее ценности и начала самоидентификации.
Это не значит, что государство лишь охраняет обычаи. Если оно начинает ограничиваться этим, утверждаемая и распространяемая культура может оказаться неспособной выдерживать ценностную конкуренцию с иными, внешними культурами, окажется неспособна обеспечивать адаптацию в меняющемся мире.
Но проблема состоит в том, что обеспечивать эту адаптацию она должна в рамках целей своего развития, с сохранением своей значимости, памяти и идентификации.
В этом отношении задача государственной политики в области культуры – это просвещение, доведение «до масс» того, что формирует человека, знакомого с достижениями культуры мировой – но, в первую очередь, признающего значимость культуры своей. И культуры мировой, умея рассмотреть ее с точки зрения преимуществ своей, одновременно вписывая новые образцы в свои – как развивающие и укрепляющие именно свои. Точка зрения, согласно которой задача государственной политики в этой сфере – не вмешиваться и не мешать возникать и развиваться тому, что возникает само по себе – неверна просто потому, что «само по себе» вообще ничего не возникает и не развивается. Все это происходит под влиянием тех или иных распространяемых образцов.
Отсюда и вопрос противодействия неонацизму – это вопрос противодействия Контрмодерну, в любых его формах – от самого нацзма / фашизма – до форм традиционализма, создающего уже собственным противостоянием остаткам Модерна – плацдарм наступления радикальных форм Контрмодерна, в первую очередь – неонацизма.
– Что сейчас на повестке дня у сообщества культурологов?
– Повестка дня культурологов предполагает двойное понимание, Первое – что сами культурологи считают для себя актуальным, и тут вопрос в том. насколько само их сообщество ощущает токи и запросы современного развития. Второе понимание — это вопрос, что объективно затребовано историей у такого сообщества?
Думается, первое – осознание значимости начал политической культуры в пространстве культурологии, второе – участие в осознаии и значимости формирования позитивно деятельностной политической, да и общей культуры Сверхмодерна, способной противопоставить и энергетике разрушения, наполняющий стремление Контрмодерна в прошлое, и энергетике умирания, составляющей поле Постмодерна – энрегетику познания и созидания, движения в Будущее, основанное на поступатлеьном возвышении человека и, в целом, отношений между людьми.
